|
Учение
ПРИНЦИПЫ:
♦ И если бы мы прочли каждое слово Платона и Аристотеля, то все же без уверенности в собственном суждении не сделали бы и шагу далее в философии; обогатились бы только наши исторические сведения, а не паше знание.
♦ Люди, более всего занимающиеся философией, часто менее мудры и не столь правильно пользуются своим рассудком, как те, кто никогда не посвящал себя этому занятию.
♦ Существуют четыре способа достижения мудрости, или научного, истинного знания:
- постижение самоочевидных истин;
- чувственный опыт;
- знание, получаемое из общения с другими людьми;
- чтение хороших книг;
♦ То, чему учили древние, так незначительно и по большей части так маловероятно, что я не надеюсь приблизиться к истине иначе, как удаляясь от путей, которым они следовали.
♦ Философия разрабатывалась в течение многих веков превосходнейшими умами и тем не менее не имеет ни одного пункта, который не вызывал бы споров и, следовательно, не был бы сомнительным.
♦ Всякий может интуитивно постичь умом, что он существует, что он мыслит, что треугольник отличается только тремя линиями, что шар имеет только одну поверхность и подобные этим истины.
♦ Бог может все, что я усматриваю как возможное ясно и отчетливо.
♦ Я понял, что богу не свойственно ни сомнение, ни постоянство, ни печаль и т.п., так как я сам охотно избавился бы от них.
♦ Могущество бога сотворило материю вместе с движением и покоем и своим обычным содействием сохраняет во Вселенной столько же движения и покоя, сколько оно вложило их при творении.
♦ Для меня оказывается, что сам телесный мир воспринимается не чувствами и не деятельностью представления, а только разумом; не зрением и осязанием, а только мышлением.
♦ Сущность материи или тела вообще состоит не в том, что тело твердо, имеет цвет или вес или иным образом действует на чувство, но лишь в том, что оно протяженно в длину, ширину и глубину.
♦ Два вопроса — о боге и душе — всегда считались мною важнейшими среди тех, которые следует доказывать скорее посредством философии, чем богословия.
♦ Душа никоим образом не может быть продуктом материальной силы, наподобие других вещей, но она непременно должна быть сотворена.
♦ Рассматривая, каким образом я получил идею Бога от бога, я прихожу к выводу, что почерпнул ее не с помощью чувств; она также не выдумана мной (ибо не в моей власти отнять от нее или прибавить к ней что-либо), и потому остается лишь считать, что она у меня врожденная, точно так же, как мне врожденна идея меня самого.
Конечно, неудивительно, что бог, создавая меня, запечатлел во мне эту идею как знак, поставленный мастером на его произведении.
♦ Вся философия подобна как бы дереву, корни которого — метафизика, ствол — физика, а ветви — все прочие науки, сводящиеся к трем главным: медицине, механике, этике. Подобно тому как плоды собирают не с корней и не со ствола дерева, а только с концов ветвей, так и особая полезность философии зависит от тех ее частей, которые могут быть изучены под конец.
♦ При всяком движении должен иметь место круг, или кольцо совместно движущихся тел. Когда какое-либо тело оставляет свое место другому телу, изгоняющему его, оно вступает на место третьего тела, которое в то же мгновение занимает место, покинутое первым из тел. Это без труда мыслимо в совершенном круге.
♦ Я решил исследовать, откуда у меня берется мысль о чем-то более совершенном, чем я сам, и с очевидностью понял, что она должна исходить от какого-то существа, действительно более совершенного.
♦ Первопричина движения — бог!
♦ Одна и та же вещь в одно и то же время и меняет место, и не меняет его.
Так, когда корабль уносится ветром в море, то сидящий на корме остается на одном месте по отношению к частям корабля; однако он все время изменяет место, если иметь в виду берега, ибо, удаляясь от одного берега, он приближается к другому.
Ни для какой вещи в мире нет твердого и постоянного места, помимо того, которое определяется нашим мышлением.
♦ Обман исходит не от бога, а от злонамеренности, страха и слабости.
♦ Достоверно, что во всем, чему нас учит природа, должна заключаться истина. Ибо под природой в общем я разумею только либо самого Бога, либо установленный Богом миропорядок, а под моей собственной природой, в частности, только совокупность данным мне Богом сил.
♦ Я говорю: движение есть перемещение, а не сила или деятельность, которая производит эту перемену, чтобы указать этим выражением на то, что движение постоянно имеет место в подвижных объектах, а не в движущихся причинах, так как, по моему мнению, этих двух вещей не различают с необходимой точностью. Как именно фигура подобает в качестве свойства сформованной и находящейся в покое вещи, так, полагаю, и движение является свойством подвижной вещи, а не сущностью в себе или субстанцией.
♦ Дух только мыслящ, тело только протяженно.
♦ Тщательно все обдумывая, я не нахожу ни единого признака, по которому достоверно можно было отличить состояние сна от бодрствования.
Они так походят друг на друга, что я бываю озадачен и не знаю, не грежу ли в данный момент.
НАЧАЛА:
♦ Как только возраст позволил мне выйти из подчинения моим наставникам, я совсем оставил книжные занятия и решил искать только ту науку, которую мог обрести в самом себе или же в великой книге мира.
♦ О том, что мы не воспринимаем ясно, мы можем судить лишь неправильно, хотя наше рассуждение может быть правильным.
♦ Ясным я называю такое восприятие, которое очевидно и имеется налицо для внимательного ума.
♦ Отчетливым я называю такое восприятие, которое настолько отлично от всего остального, что содержит только ясно представляющееся тому, кто надлежащим образом его рассматривает.
♦ Говоря, что какая-нибудь идея врожденна нам, мы не хотим сказать тем самым, будто она постоянно находится в поле нашего зрения. В этом смысле у нас нет ни одной врожденной идеи. Под врожденностью идеи мы понимаем лишь то, что у нас есть способность вызвать ее.
♦ Мы можем легко допустить, что нет ни бога, ни неба, ни земли и что даже у нас самих нет тела, — но мы все-таки не можем предположить, что мы не существуем, в то время как сомневаемся в истинности всех этих вещей. Столь нелепо полагать несуществующим то, что мыслит, в то время, пока оно мыслит, что, невзирая на самые крайние предположения, мы не можем не верить, что заключение: я мыслю, следовательно, я существую, истинно и что оно поэтому есть первое и вернейшее из всех заключений.
♦ Существование нашей души, или сознания, я принял за первое начало, из которого вывел наиболее ясное следствие, именно, что существует бог — творец всего находящегося в мире; а так как он есть источник всех истин, то он не создал нашего рассудка по природе таким, чтобы последний мог обманываться в суждениях о вещах, воспринятых им яснейшим и отчетливейшим образом. Таковы все мои начала, которыми я пользуюсь в отношении к нематериальным, то есть метафизическим вещам. Из этих принципов я вывожу самым ясным образом начала вещей телесных, то есть физических; именно, что даны тела, протяженные в длину, ширину и глубину, наделенные различными фигурами, различным образом движущиеся. Таковы вкратце все те начала, из которых я вывожу истину о прочих вещах.
♦ Второе основание, об очевидности начал свидетельствующее, таково: они были известны во все времена и считались даже всеми людьми за истинные и несомненные, исключая лишь существование бога, которое некоторыми ставилось под сомнение, так как слишком большое значение придавалось чувственным восприятиям, а бога нельзя ни видеть, ни осязать. Хотя все эти истины, принятые мною за начала, всегда всеми мыслились, никого, однако, сколько мне известно, не было до сих пор, кто принял бы их за начала философии; то есть кто понял бы, что из них можно вывести знание обо всем существующем в мире.
♦ Метод необходим для отыскания истины.
Четыре правила метода:
- Никогда не принимать за истинное ничего, что не познано таковым с очевидностью. Иначе говоря, тщательно избегать опрометчивости и предвзятости и включать в свои суждения только то, что представляется нашему уму столь ясно и столь отчетливо, что не дает уже никакого повода подвергать их сомнению.
- Следует делить каждое из исследуемых нами затруднений на столько частей, сколько это возможно для лучшего их преодоления.
- Желательно придерживаться определенного порядка мышления. Начиная с предметов наиболее простых и наиболее легко познаваемых, постепенно восходя к познанию наиболее сложного, предполагая порядок даже и там, где объекты мышления вовсе не даны в их естественной связи.
- Всегда полезно составлять перечни и обзоры. Столь полные и столь общие, чтобы была уверенность в отсутствии упущений.
♦ Важнейшая из всех проблем, требующих решения, есть уразумение природы и границ человеческого познания: эти два пункта могут быть соединены в один вопрос, долженствующий быть методически исследованным прежде всего. Этим вопросом должен задаться хоть раз в жизни каждый, имеющий пусть малейшую любовь к истине, потому что ее исследование включает в себя весь метод и как бы истинный органон познания. Ничто не кажется мне нелепее смелых споров на ветер о тайнах природы, о влиянии светил, о сокровенных вещах будущего, без того, чтобы хоть раз исследовать то, может ли человеческий дух идти так далеко.
♦ Невозможно достигнуть никакого знания иначе, как путем интуиции ума и дедукции.
♦ Существует три рода вопросов: такие, которые могут быть предметом только одной веры, — таковы те, которые относятся к таинству воплощения Христа, к Троице и т.п. Есть, далее, другие вещи, которые, хотя и подлежат вере, могут быть тем не менее исследованы естественным разумом; к числу таких вещей теологи обычно относят бытие божие и различие между человеческой душой и телом; есть, наконец, такие вещи, которые никоим образом не могут быть предметом веры, а всецело подлежат исследованию с помощью человеческого разумения.
♦ Что касается пустого пространства, в том смысле, в каком философы понимают это слово, то есть такого пространства, где нет никакой субстанции, то очевидно, что в мире нет пространства, которое было бы таковым, потому что протяжение пространства как внутреннего места не отличается от протяжения тела. А так как из одного того, что тело протяженно в длину, ширину и глубину, мы правильно заключаем, что оно — субстанция (ибо невозможно, чтобы «ничто» обладало каким-либо протяжением), то и относительно пространства, предполагаемого пустым, должно заключать то же. Именно, что раз в нем есть протяжение, то с необходимостью в нем должна быть и субстанция.
- /♦ Ибо когда между телами не находится ничего, то они необходимо должны касаться друг друга, так как явно нелепо, чтобы тела были отдалены друг от друга, то есть чтобы между ними имелось расстояние и чтобы в то же время это расстояние было «ничем», потому что расстояние есть модус* протяжения, которое не может существовать без протяженной субстанции. ¦ Сосуд, например, может быть без того или иного содержания, без того или иного тела, но не может быть абсолютно пустым, в противном случае он был бы сам невозможен. При абсолютной пустоте не было бы буквально ничего, что отделяло бы стенки сосуда друг от друга, они должны были бы сплюснуться, а потому не было бы ни конфигурации, ни сосуда./
♦ Мне кажется, нельзя доказать или даже представить себе, чтобы были границы материи, из которой состоит мир; ибо, изучая природу этой материи, я нахожу, что она состоит единственно в том, что материя обладает протяженностью в длину, в ширину и глубину. Таким образом, все, что имеет три измерения, составляет часть этой материи. Не имея поэтому никакого основания доказать, не имея даже возможности представить себе, чтобы мир имел границы, я называю его безграничным, не имеющим границ. Но я не могу отрицать на этом основании возможности каких-либо границ, известных, быть может, богу, но для нас совершенно непостижимых; вот почему я не говорю, что мир бесконечен в абсолютном смысле.
♦ Философ не должен считать ничего истинным, пока он в этом не убедился; если он без критики верит чувствам, то он доверяет детскому воображению больше, чем прозрениям зрелого рассудка.
Возьмем, например... пусть кусочек воска. Он совсем недавно извлечен из улья; он еще сохранил сладкий вкус меда, содержавшегося в нем, и слегка отдает запахом цветов, с которых был собран. Его цвет, его форхму, его величину легко определить. Он тверд, он холоден, его можно держать в руке, и, если вы ударите по нему, он издаст звук. Одним словом, мы видим в нем всевозможные свойства, характерные для данного тела. Но вот, пока я говорю, его поднесли к огню: его сладкий вкус исчезает, запах улетучивается, цвет меняется, форма теряется, величина возрастает, он становится жидким, горячим, его уже нельзя взять в руки, и, когда вы бьете по нему, не слышно никакого звука. Остался ли он тем же воском после этого изменения? Надо признать, что остался. Никто в этом не сомневается, никто не скажет иначе. Но что же мы познали характерного в этом куске воска? Разумеется, не то, что я мог заметить при посредстве чувств, потому что все, доступное вкусу, обонянию, зрению, осязанию и слуху, изменилось, между тем как он остался тем же воском.
♦ Чувства во многих случаях обманывают нас.
♦ Тема несовершенства чувств, их зыбкости и подводящей ненадежности станет сквозной для всех последующих философий. Иногда она будет трактоваться мягко, иногда — жестко, но лейтмотив будет один: если уж не всегда верить, то не доверять — всегда.
Мне представляется, что здесь оптимистичнее пессимизм. Да и чего спорить! Взгляните на иллюстрации этого раздела:
И это только то, что озадачивает нас в зрении. А оно — лишь 1/5 всех ощущений.
Понимая любое из чувств как обычный информационный канал, следует признать, придерживаясь взятой технической аналогии, что он не может быть с самозначением, а истинен (заметьте: не исправен, а истинен!) лишь постольку, поскольку дублируется, контролируется, соотносится и интерпретируется в системе принятых установок и значений.
При этом есть и свои шумы, и деформаторы, и помехи. Как же можно, при таких вмешательствах, наивно доверять сообщению? Как вообще можно вести речь об истинности поступающего от чувств известия, если возможный реестр «исказителеи» столь же, по-видимому, бесконечен и столь бесконечно познаваем, как и весь мир вообще?!
Никому не придет в голову съесть незнакомый плод только потому, что он имеет знакомые очертания, цвет и запах! И узнается съедобность только отчаянной смелостью и риском первопроходца.
Так, наверное, и в истории с чувствами. Всякий раз они несут нам свое речение, подобно тому, как зеркало рассказывает нам о нас, но адекватность его столь же проблематична, сколь и очевидна: если нет идеальной поверхности отражения, значит, нет и идеального, идущего от нее, нашего облика.
Так кто же расскажет нам о нас, если зеркало (то же и фотопленка, и кинолента, и видеотерминал!) и есть единственный прибор для са-моузрения?!
Так кто же расскажет нам о проблемах зрения и степени доверия к нему, если зрение познается зрением же!
Так кто же расскажет нам о чувствах, как не те же самые чувства!
|
